Тимофей Бугаевский: «Мы должны были осваивать Марс, а занимаемся войной»

Тимофей Бугаевский — организатор «Ассоциации свободных россиян в Португалии», действующей в пяти городах страны. По профессии программист, жил в Москве, участвовал в акциях протеста с 2011 года. За несколько месяцев до полномасштабного вторжения России в Украину эмигрировал. Сейчас живет в Лиссабоне, проводит регулярные акции протеста россиян и информационные кампании против российской агрессии и режима Путина.

Расскажите о себе.

— Я Тимофей, живу в Лиссабоне, родился в Москве. Я программист, переехал в Португалию примерно два с половиной года назад. Здесь занимаюсь тем же самым: пишу программы и провожу митинги.

Вы участвовали в акциях протеста в России?

— В России я ходил на митинги тогда, когда было страшно. Последний мой митинг был, когда были выборы в Мосгордуму. Тогда стали цепочками запускать в толпу космонавтов, они выхватывали из толпы тех, кто им понравится, и утаскивали с собой. Это было очень страшно. Я тогда думал, что войду внутрь через витрину, возле которой стоял. После этого я пропустил один митинг, но дальше все равно не смог сидеть и смотреть на то, что происходит. Чувство, что ты не делаешь что-то важное, гложет, и поэтому, несмотря на страх, я выходил дальше. А до этого мой максимум — ходить на митинги и донатить. Когда за лайки, репосты и донаты сажают — это был максимум моей политической активности.

Почему вы уехали из России?

— Я наблюдал за ситуацией и понимал, что страна скатывается в тоталитаризм и угнетает своих же граждан. У меня было ощущение, что я не могу чувствовать себя свободным, что не могу планировать жизнь. Когда отравили Навального, у меня две недели было такое же состояние, как когда его убили. А когда он вернулся и его легко арестовали, я понял, что не готов идти в аэропорт под дубинки с десятью тысячами встречающих его людей. Я понял, что будущего ни у меня, ни у России в таком состоянии нет, и стал думать, что нужно уезжать.

Как прошел ваш день 24 февраля 2022 года?

— К 24 февраля я был готов, ведь уже за три дня до этого говорили, что вторжение все-таки начнется. Были новости, что собрали группировку в 300 тысяч человек на границе, что они как тигр вокруг клетки ходят, уже было понятно, что будет вторжение. Поэтому шок, конечно, был, но было и понимание, что это произойдет. Мы с женой стали искать возможность выразить свой протест в первый же день и где-то часа в два пришли на площадь Рештаурадориш в Лиссабоне. Тогда я считал, что это площадь ресторанов, но это площадь реставраторов португальской династии. Там был митинг, после мы пошли на митинг около посольства, который уже проводили украинцы. 24 февраля мы встретили вместе с людьми, бывшими примерно в таком же состоянии, что и мы. Создание новых конфликтов — это то, чем занимается Путин уже очень давно, еще со времен Ельцина. Была война в Чечне, потом вторая война, потом Грузия, потом они отжали Крым, потом Донбасс, Сирия. Из-за того, что он безнаказанно совершал все эти преступления, он и начал полномасштабную войну в Европе. Мы сейчас должны были летать на летающих автомобилях и колонизировать Марс, но занимаемся войной. Это нужно было остановить в первый же день, так же, как когда Иран обстрелял Израиль: просто сбить все, что летело, и дальше они бы не сунулись.

Как вы выражали свой протест в первые месяцы после начала войны?

— Первое, с чего я начал — отказался от уплаты налогов в России, но я это сделал легальным способом. Я закрыл свое ИП и какое-то время оставался без доходов, искал возможность зарабатывать в Португалии. Когда я закрыл ИП и появился какой-то доход, у меня появилось больше уверенности в том, что я могу что-то сделать, и я начал донатить. У меня был вопрос: «Почему мы не на улице? Почему мы говорим, что все так плохо, но остаемся дома?» Я достаточно долго выяснял, почему этого не происходит, и в какой-то момент оказалось, что если я это не сделаю, то никто не сделает. Free Russians Global проводили акцию «Не привыкайте к войне». Тогда было важно сказать, что война — это продолжающееся действие, что происходит рутинизация войны, что люди к ней относятся как к чему-то, что уже есть, и что с этим ничего не нужно делать. Мы пытались привлечь к этому внимание и активизировать людей. Это был наш первый большой протест. Ну, как большой — нас было 10 человек. Мы вышли на площадь, у нас был большой-пребольшой баннер, который мы сделали вручную из материалов, купленных в китайском магазине. Это был длинный баннер с бело-сине-белым флагом и протестом против войны. Таким образом мы провели часик. Мимо нас проходили люди, они говорили, что мы молодцы, что протестуем.

Какой смысл участвовать в акциях протеста за рубежом?

— Мы же переехали, у нас здесь никого не было. Все наши знакомые — это люди с митингов. Наша социализация — это люди, с которыми мы познакомились на протестах. Это очень важная вещь в плане объединения людей. Это одна из целей, которой пытались достичь во время акции с фонариками: тогда нужно было выйти на улицу в темное время суток, включить фонарик на телефоне и по этим фонарикам найти других людей, придерживающихся тех же взглядов, что и вы. На этой акции я познакомился с соседом, которого подозревал в яром путинизме: у него на балконе все время были российские флаги. Оказалось, что этот человек за любую движуху, и вышла вся его семья. Мы с ним вдвоем вышли на всю округу. На этой акции мы с ним разговорились, и я посетовал: «Я старый, мне уже не уехать, молодым проще уезжать, я уже для эмиграции старый». А он мне рассказал историю про своего друга, приехавшего в Испанию в 45 лет, а сейчас он уже получает там пенсию. Я тогда подумал, что не такой уж и старый для того, чтобы уехать. Общение с людьми на митингах очень помогает при обмене информацией, можно узнать что-то новое и интересное, завести новые знакомства, которые помогут вам в жизни. Это очень полезно. Это важно не только для того, чтобы изменить что-то, но и для того, чтобы измениться самому, усилить свои возможности сопротивления режиму. Потому что когда ты один, есть ощущение, что ты ничего не можешь сделать. Сколько бы я ни донатил, все равно оставалось ощущение, что я делаю недостаточно, что нужно делать что-то более существенное. На акции «Не привыкайте к войне» один из участников мне сказал: «Ну все, Тимофей, теперь ты активист». Я говорю: «Нет, я не хочу, я не активист, я обычный человек. Есть люди, которые занимаются политикой, так почему они этим не занимаются?» Я примерно полгода сопротивлялся, но потом была акция в поддержку Михаила Саакашвили, и после этой акции уже было невозможно остановиться. Я принял то, что я занимаюсь созданием активистского сообщества. Для меня ощущение полноты работы, полноты помощи, которую я могу оказать, от донатов, недостаточное. Мне показалось, что выход и выражение протеста так, чтобы это видели и португальцы, и люди в России, дали моральное успокоение, что я делаю достаточно. Я недавно читал письмо от одной девочки из СИЗО, ей 18 лет, зовут Дарья Козырева. Она писала, что у неё всё хорошо, насколько это может быть хорошо в тюрьме, у неё хорошие и весёлые сокамерницы, и сейчас она себя чувствует спокойно. Она сделала всё, что могла, потому что находится в камере. Вот у меня такое же ощущение. А целый год до этого было ощущение, что я делал очень мало. Коллективное действие складывается из действий отдельных людей, поэтому когда сообщество растёт, когда к нему присоединяются люди, всё это складывается вместе в ту соломинку, которая будет вложена в большую дубину, которая переломит хребет этому режиму. Несмотря на то, что протесты кажутся разрозненными и малочисленными, важно, что они существуют, и они должны развиваться. Я пришёл к выводу, что помимо того, что я выражаю свой протест и доначу, необходимо усиливать это, привлекая других людей. В интернете есть мем: нарисована голодная семья, перед ними стоит хорошо одетый и состоятельный человек с пакетом еды и фотографируется, как будто бы он пиарится на горе других людей. Под ним начинаются комментарии, что не надо пиариться на горе, что добро делается в тишине. А дальше идут комментарии людей, которые этим занимались, и они говорят, что это важная часть работы. Они говорят, что надо как угодно, лишь бы была польза. И когда люди сами стали заниматься волонтёрством, они поняли, насколько важно рассказывать о том, что ты делаешь. Потому что когда ты донатишь один, ты донатишь одну сумму, но когда постепенно ты приводишь других людей, ваша сумма умножается на количество этих людей. Соответственно, важно не только выйти на митинг, но и чтобы после митинга люди продолжили делать то, о чём вы говорили на этом митинге, чтобы в следующий раз пришло ещё больше людей.

Как появилась «Ассоциация Свободных Россиян в Португалии»?

— Мы познакомились с девушкой из международного сообщества активистов. Это люди из России, живущие в самых разных странах. Сейчас там около 120-140 городов. Сообщество называется Free Russians Global. Название, наверное, не очень удачное, потому что совпадает с фондом Free Russia Foundation, с которым они никак не связаны. Все акции мы проводим на наши собственные средства и делаются они нами, мы не являемся частью какой-то партии. Это сообщество позволило нам участвовать в международных акциях. Это очень хороший пример объединения людей, которое даёт синергетический эффект. Часто говорят: «Что даст объединение оппозиции? Будет ведь много споров», но мы на собственном примере видим, что когда мы проводим у себя какую-то акцию, не связанную с другими городами, приходит очень мало людей. Наш еженедельный митинг в субботу — это мероприятие для самых активных и неравнодушных, и на него приходит от пяти до пятнадцати человек. А когда мы проводим международную акцию, то у нас на два города в Португалии было больше 200 человек. До начала войны в Португалии было около 5000 россиян. Сколько сейчас — сказать достаточно сложно, но в свободном доступе информация всё ещё про 5000 человек, поэтому когда мы выводили на митинги 200 человек, это было около 3% популяции россиян в Португалии. Это достаточно много. Если бы 3% россиян вышло в России протестовать против войны, то её бы уже не было. Мы проводим кампании по распространению информации в Португалии и очень основательно вкладываемся в то, чтобы сделать митинг интересным, чтобы привлечь туда людей.

Могут ли активные эмигранты на что-то повлиять внутри России?

— Для нас самое важное то, что против войны, против режима выступаем мы сами, потому что любое коллективное действие складывается из действий отдельных людей. У нас есть петиция-обращение к лидерам мнений, которая призывает начать общаться о политике. Проблема в том, что сейчас для россиян политика — маргинализированная тема. Когда ты начинаешь говорить о политике, тебе в ответ пишут: «Фу-фу-фу, политика, только не здесь». Я пытался снять с нее это табу и победить то, что все эти годы делала администрация президента. Помните, как стало модно быть вне политики? Они прямо это проталкивали. Молодёжь говорила: «Я вне политики, я модный, я танцую в Тик-Токе». Наше участие в акциях проходят параллельно с акциями в России. Это поддержка, это послание людям, находящимся в России, что они не одни. Недавно у нас началась акция «Молчание — не знак согласия». Сейчас выражать свою позицию в России невозможно, и мы призывали людей, находящихся в России, присылать нам свои лозунги, которые бы они хотели озвучить. Мы получили очень большой позитивный отклик от людей из России. Им нужна возможность высказаться, пусть и опосредованно, через нас. Мы часто получаем сообщения от тех, кто находится в России: «Почему вы не выходите? Почему вас так мало? Вы же можете выходить за рубежом, вас же не будут дубасить дубинками». Такие отзывы мотивируют продолжать выражать позицию, не только свою, но и тех, кто находится в заложниках в России.

Какой смысл поддерживать гражданское общество за границей, когда внутри России оно практически уничтожено?

— То, что в России 30 лет уничтожалось гражданское общество, только лишний повод протестовать против того, что делала администрация президента и её сторонники. Я считаю, что «за рубежом» именно то место, где можно построить гражданское общество заново. Все объединения в России разгоняются очень быстро, здесь же мы гораздо свободнее, и мы имеем очень хорошие примеры того, как живет Европа. Здесь самоуправление начинается с каждого подъезда. Вы можете пройтись по Лиссабону и увидеть, что даже мусорные контейнеры в разных частях города разные. То есть каждый муниципалитет самостоятельно решает, как будут жить люди в этом месте. Мы видим здесь хорошие примеры, и это повод научиться этому и передать эти знания в Россию. Есть статистика, по которой около 30% людей, уехавших в качестве беженцев, остаются в странах, куда они уехали. Но 60-70% все же вернется! Соответственно, те объединения, которые мы сможем построить здесь, вернутся в Россию на 60-70% и привнесут эти знания и опыт в новую «Прекрасную Россию будущего», в которую верил Алексей, в которую мы все еще верим. Какие-то мирные инициативы, например, помогающие избежать людям призыва, все еще находятся в России. Есть люди, которые героически помогают вывозить украинцев с территории России, некоторые десятками тысяч вывозят украинцев, в том числе с оккупированных территорий Украины. Я не хочу говорить, что в России не существует гражданского общества. Были заявления, что в России нет гражданского общества, и поэтому нужно поставить каменный купол и похоронить его под ним. Нет, гражданское общество есть. Проблема в том, что гражданское общество недостаточно сильное, оно не умеет использовать свою силу для изменения политики и жизни. Сейчас все, что можно делать с позволения государства — помогать бабушке с продуктами. А делать так, чтобы твои интересы были соблюдены, например, отменить неправомерный закон, невозможно. Чтобы люди получили такую возможность, во-первых, активных людей должно стать гораздо больше, по моим оценкам надо раз в сто усилить то, что мы делаем, а во-вторых, нужно увидеть, понять и перенять те примеры, которые есть за рубежом. Рассказывают, что Россия часто развивалась из-за эмиграции: например, поэтов и писателей выгоняли из страны, высылали на философских пароходах, а потом ими гордились. Те люди, которые уехали из страны, имеют такое же право голоса, как и те, которые остались. Противопоставлять уехавших и оставшихся не нужно: мы все еще с красным паспортом, мы все еще несем ту же самую ответственность за то, что от нашего имени вытворяют самоназначенные власти. Мы с вами все в одной лодке, давайте поддерживать друг друга, давайте слушать ту полезную информацию, которую мы собрали здесь, а вы в России.

Возможно ли объединение оппозиционно настроенных россиян в реальную политическую силу?

— Я стараюсь строить нашу ассоциацию по принципам «каждый делает то, что считает нужным». Главное, что мы все в одном направлении помогаем Украине бороться с преступным путинским режимом, и в этом ключе мы стараемся взаимодействовать с другими организациями. Мы поддерживаем и «Фонд борьбы с коррупцией», проводя акции, которые они придумывают, мы поддерживаем «Антивоенный комитет», мы сотрудничаем с Voice of Free Russia — это некое более формализованное объединение Free Russians Global, но это те же самые активисты. Через это объединение мы также входим в «Антивоенную платформу». «Антивоенная платформа» — это очень интересное с точки зрения организации горизонтальное объединение разных антивоенных инициатив. У них в принципах сказано, что они объединяют инициативы, которые каким-то образом занимаются антивоенной деятельностью. Это очень хороший пример того, как люди с очень разными взглядами могут обсуждать какие-то темы и вместе приходить к консенсусу. Для меня это хороший пример того, как мог бы работать парламент в «Прекрасной России будущего». Я бы даже сказал, что это пример парламента России в изгнании. Очень важно создать и показать хороший пример людям в России, боящимся перемен.

Чего вы боитесь?

— Я как-то чуть не умер в больнице, поэтому у меня нет особых страхов. Мне просто бывает очень неприятно оттого, что от моего имени приходят в другую страну и убивают людей. Поэтому я и протестую. Мы, к сожалению, движемся к катаклизмам, и то, что человечество может само себя уничтожить, представляется всё более и более реалистичным. Фильмы про будущее раньше были воодушевляющими, там колонизировали новые планеты, было какое-то развитие, летающие города. А сейчас то будущее, которое мы видим — это война с машинами. Я недавно видел видео-презентацию дрона вот такого размера [показывает], содержащего в себе пулю. Демонстрирующий это человек бросил дрон в воздух, тот сделал круг, подлетел к манекену и выстрелил прямо в лоб. После этого они показали видео, как из самолета выбрасываются десятки тысяч таких дронов. Одна хакерская атака на склад с миллионом таких дронов — и город уничтожен. Вот к этому мы можем с вами все прийти, если люди не перестанут воевать.

Вернетесь в Россию, если режим Путина падет?

— Я уезжал, чтобы строить новое будущее, и я не планирую иметь какую-то власть в России. У меня нет цели жить в России, потому что у меня осталось достаточно мало от жизни, чтобы давать еще один шанс. Но я надеюсь, что Россия все-таки станет нормальной страной, в которой люди будут мирно жить, и смогут путешествовать. Не должно быть рассказов про то, что если не будет России, то надо уничтожить мир.