Андрей Сидэ: «Племянник погиб там. Пошел из-за денег»

Андрей Сидэ — бывший коммерческий директор московской фирмы по упаковке товаров для Интернет-магазинов. Мог позволить себе путешествия, зимовку в теплых странах. Донатил ФБК (в РФ объявлен экстремистской организацией), на митинги ходить боялся. После объявления мобилизации в 2022 году уволился и уехал с женой в США, где запросил политическое убежище.

Расскажите о себе.

— Я — Андрей Сидэ, живу в данный момент в Калифорнии, в городе Сан-Диего. Я родился в Казахстане в 1989 году. До 13 лет я жил с родителями там. А потом, когда мне исполнилось 13, родители перевезли меня и моего младшего брата в Россию. Шесть лет я жил в Белгородской области, в городе Губкин, это примерно 100 километров от Белгорода. Потом я переехал в Москву и жил там долгое время, наверное, 13 лет.

Собственно, когда началась война в Украине, я на тот момент жил в Турции, а сейчас я волею судеб оказался в Калифорнии. По роду деятельности я много лет занимаюсь продажами, я менеджер по продажам. Последнее моё место работы было в Москве коммерческим директором в компании, занимающейся B2B-бизнесом — упаковкой для интернет-магазинов. Мы относились к логистике, так скажем, и работали с Европой, с Бельгией. Оборудование и бумагу мы везли из Бельгии и продавали их в России. Среди наших клиентов были IKEA, ЦУМ и другие крупные компании.

Сейчас в Сан-Диего я пытаюсь наладить свой бизнес и остаться в своей профессии, остаться в продажах.

Как формировались ваши политические взгляды?

— Меня всегда интересовала тема политики, международные отношения, и это у меня, наверное, от бабушки. У меня всегда было такое чувство справедливости. Ну как так: депутат ездит на дорогой машине, а у моей бабушки пенсия, не знаю, 10 тысяч рублей? Помните, реклама такая была: “Газпром — национальное достояние”? Ничего подобного, всё наоборот. Всё национальное достояние достаётся “Газпрому”. Меня тогда это интересовало. Но это были, знаете, такие… Где-то услышал, что-то кто-то сказал.

Опять же, у меня в семье было принято это обсуждать. Говорили про политику, про цены, про зарплаты. Когда мы переезжали из Казахстана, это было не по программе переселенцев, а своими силами, на деньги, заработанные моим отцом. И когда мы приехали, мы долго не могли получить гражданство, и каждые несколько месяцев родителей вызывали. Я не помню, как называется эта организация: “Подтвердите, принесите одну бумажку, принесите вторую бумажку, принесите третью бумажку”. При этом ты не мог работать официально, у нас не было местных документов — российских, я имею в виду. У нас были паспорта Казахстана. У меня была проблема с поступлением в колледж, потому что я поступал по-казахстанскому, и мне говорили: “Если ты не принесёшь документы, мы тебя через пару месяцев отчислим”. Я к родителям говорю: “Что случилось, как?”

В общем, родители тогда на себе испытали это неудобство, этот гнёт, так назову. Когда ты этнически русский, как мои родители, но не можешь получить документ. У нас не было документов полтора года. Соответственно, о работе речи не шло. Жили на то, что заработал отец заранее. Жили в сельской местности — это был трэш, ужас. Мне в открытую говорили: “Так ты не русский, ты казах”. Я говорю: “Ну какой же я казах, если я разговариваю на русском, меня зовут Андрей”. В общем, с того момента я понял, что, во-первых, надо знать свои права, а во-вторых, надо делать так, чтобы в твоей стране эти права соблюдались.

Когда я приехал в Москву, я стал активно участвовать в политической жизни. Я на тот момент был, наверное, молод и немножко глуповат. Я вступил в молодёжную организацию ЛДПР. На тот момент мне не то чтобы было близко то, о чём говорил Жириновский, но мне нравился Жириновский с точки зрения того, что он мой земляк, он из Алматы. Он всегда говорил открыто, не стеснялся, и меня это подкупало. Ну, что нужно парню в 17 лет, грубо говоря, понимаете?

Я вступил туда, наверное, пробыл там где-то год-полтора и понял, что нет, всё, о чём говорят, — это оболочка, а внутри такое гнильё, такой ужас творится. По сути, все эти молодёжные организации, в то время “Нашисты” появились — это от “Единой России”. У нас с ними были, так скажем, столкновения. Они прибегали в Луков переулок в Москве, там как раз штаб молодёжной организации, чтобы драться с нами, обливать нас водой. Сейчас это кажется смешным.

В каждой из этих молодёжных организаций есть градация участников. Есть, грубо говоря, “бойцы”, которых отправляют для участия в конфликтах. Есть люди, которые придумывают акции. Вот я, например, участвовал в акциях — мы поздравляли Жириновского с днём рождения в Госдуме. Соколы Жириновского должны были быть там. Я увидел множество депутатов Госдумы. Зюганов приходил к нему в кабинет. Они пили коньяк, обнимались. То есть всё, что нам показывали по телевизору, какие у них дебаты, как они друг друга не любят, отстаивают своё видение и партию — это враньё напрочь. Просто собрались люди в верхушке, которые пилят деньги. Потом я стал понимать, разговаривать с другими людьми и пришёл к мнению, что Жириновский — это крутой бизнесмен, который на платформе своей партии сделал огромный бизнес.

Когда вы стали интересоваться деятельностью ФБК?

— У меня интерес возник именно с точки зрения расследований, которые ФБК делал. На тот момент я не видел Алексея президентом, я о таком даже не слышал. Я знал, что есть такой Алексей, он не прячет свою семью, своих детей. Вся Москва знала, что он живёт на Автозаводской. Одно расследование, второе, третье. Чувство справедливости растёт вместе со мной. Если мне сейчас 35, то чувству справедливости, наверное, 33 — ну точно.

Я решил, что на своём уровне могу помогать. Не идёт речь о каких-то баснословных деньгах, но ту зарплату, которую я получал, какую-то часть мог переводить на нужды ФБК. На митинги я не ходил по одной простой причине: я боюсь. Я по натуре не то чтобы трус, но чувство осторожности у меня было давно, особенно после Болотной площади, когда я видел, что творится, какой замес там был и как людей сажали в автозаки. Я понимаю, что лучше помогать деньгами, чем ходить на митинги в России и проявлять позицию. Помимо митингов есть более законные методы сместить Путина, то же самое голосование на выборах. Вот туда я ходил. Я голосовал, участвовал в акциях ФБК — умное голосование это называется. Выборы мэра Москвы, выборы в 2020 году, когда партии выбирали. Было умное голосование, в котором ФБК выбирал кандидата от другой партии. Я ходил голосовать за кандидата от КПРФ. Я даже всю семью потащил: бабушку, маму, отца. Говорю: “Голосуйте за этого товарища, не голосуйте за других”.

24 февраля 2022 года. Каким был для вас этот день?

— На тот момент у меня была удалённая работа. Мне периодически нужно было прилетать в Москву. Это было нечасто, в основном все вопросы решались по телефону, по электронной почте. Я не люблю московскую зиму — совсем не люблю. А Турцию я очень люблю. Думаю: почему бы не пожить в Турции? Во-первых, цены, во-вторых, летать до Москвы достаточно близко. Я себя абсолютно комфортно чувствую в Турции. С учётом того, что Турция — мусульманская страна, а я родился в мусульманской стране, мне там комфортно.

Когда началась война, я был в Турции. В тот же день у меня была запись в барбершоп в центре Алании. Я прихожу, сажусь, а там турки, они ребята разговорчивые, у них включен телевизор, и показывают, что началась война. Сотрудник говорит: “Ты же из России?” А мне так стыдно. Мне было стыдно. Я говорю: “Я из России, но я родился в Казахстане, и я наполовину русский, а наполовину украинец”. Ну, такое, знаете, это как… смешно скажу, как принц полукровка. Ты не знаешь, куда ты: русский или украинец. На самом деле, я больше космополит, за мир во всём мире и за то, чтобы как-то договариваться, а не силой решать вопросы.

После парикмахерской я шёл домой. Идти по береговой линии около часа, прогуливаюсь и вижу митинг, организованный украинцами в тот же день. Я присутствовал на митинге, сделал фотографии с украинским флагом, выложил в соцсетях. Мне стали писать родственники, не родители, а другие — брат моего отца: “Зачем Андрей это делает? Зачем? Он же русский, он же россиянин, что за позор?” Я испытал моральное давление: “Почему? Почему я не могу об этом сказать?” Меня всегда смущало, что человек не может выразить своё мнение.

У вас была высокая позиция в российской фирме. Как вы решились с ней расстаться?

— Когда началась война, мне позвонил шеф и говорит: “Слушай, ну я вот сейчас не знаю, у нас там отваливается IKEA, у нас проблемы с поставками, нужно возвращаться в Москву”. Я говорю: “Слушай, я в Москву вообще ехать не хочу, не хочу там находиться”. Он говорит: “Ну а что делать? Может быть, нам вообще придётся переориентироваться?” Я говорю: “Что ты имеешь в виду? На Китай или что-то другое продавать?” Он: “Ну окей”. И мне пришлось в апреле 2022 года вернуться в Москву.

Помимо этого, в Турции заблокировали карты, ну, это всё понятно. Интересный момент: в январе, до всех этих событий, думаю: надо бы побольше налички снять, ну, в долларах, естественно. Там всегда можно их на лиры разменять. Не знаю, откуда такое предчувствие было. Снял доллары, обналичил карты. Часть у меня на фондовом рынке акции были, думаю: тоже продам-ка их.

Когда я прилетел в Москву, вижу, что очень многие из тех, с кем я общался и дружил, поддерживают всё это. Меня удивили люди, которые 24-го, живя в России, сказали: “Да это не война, это СВО”. Я говорю: “Как так? Ну как это СВО, если мне звонят из Киева и говорят, что их бомбят? Это не что-то другое. Но хотите освободить — раздайте всем паспорта в Донецкой и Луганской области и скажите: приезжайте, вот вам квартиры, не знаю, в Новой Москве, заселите Дальний Восток, дайте варианты. Почему пошли с танками, с бомбёжкой, убивать?”

Приехав в Москву, я понимаю, что не в своей тарелке. Абсолютно не в своей тарелке. Я вижу, что происходит: рекламные щиты, что происходит в метро, что на Патриках, как и раньше, рестораны, бары, кабаки. Людей убивают, а Москва гуляет. Москва вообще — это отдельное государство, не Россия на самом деле. Москва как гуляла, так и гуляет. Последней точкой стала мобилизация. Даже если меня не возьмут, думал я на тот момент, закроют выезд из России, потому что возраст у меня такой. Да и моё плоскостопие и пиелонефрит, который мне поставили в 16 лет, военкому будет на это наплевать. Я пойду как мясо, учитывая, что я не служил, не умею держать в руках оружие.

Я бы не пошёл, я бы прятался, потому что идти и убивать людей, которые живут в Украине, у меня там родственники живут. Ну вот, наступает 21-е. Я еду в офис на работу, 9 утра, как помню, опаздываю, пробка, и мне звонит жена: “Всё, выступил, мобилизация”. И у меня, знаете, холодный пот по спине. Что делать? Просто что делать? Я доезжаю до офиса, а там все стоят кучками, человек по 4-5, нервно курят и обсуждают мобилизацию. Приезжаю домой, начинаю собирать вещи. Жена говорит: “Что ты делаешь?” Я: “На время в Казахстан съездим, посидим, потом распогодится, решим, что делать”.

На следующий день я поехал в офис, переговорил с шефом, он меня не отпускал. Я взял двухнедельный отпуск с учётом, что либо напишу заявление по собственному удалённо, либо вернусь. Цели вернуться в Москву у меня нет.

Как вы относитесь к тем, кто подписал контракт с Минобороны и пошёл на фронт по повесткам?

— Сочувствия к нашим мальчикам у меня нет никакого. Абсолютно. Но есть момент. Все прекрасно знают, сколько в нашей стране зарабатывают люди, какой доход они имеют. Когда мне говорят, или где-то я читаю, что какой-то парень из деревни (ничего не имею против деревни, но сам факт, что никакого социального лифта, кроме войны, у этого человека нет)… А кто в этом виноват? В этом виноват Путин и его команда. Вот он туда идёт. Ему обещали 200 тысяч рублей. Он понял, что сарай свой отремонтирует, корову купит, матери зубы вставит. Но я ещё думаю, что они не осознают, что им придётся убивать. Ну, там есть разные войска. Кто-то дроны запускает. А у него нет понимания, что этот дрон прилетит и убьёт людей. Для него это дрон и дрон, механическая работа. Но самое страшное, что эти люди не понимают, что их туда отправляют без подготовки. То есть они, по сути, мясо.

Я вам больше скажу: у меня, к сожалению, племянник мой погиб там. Это сын моей двоюродной сестры. Буквально через… сколько его забрали? По-моему, через месяц он пропал и перестал выходить на связь. Его привезли в мае. Он пошёл сам. У него тоже был ряд причин. Это человек, с которым я, к сожалению, как сейчас думаю, не общался постоянно. Может быть, я бы смог как-то его переубедить. Пошёл за деньги.

Как вы оказались в Штатах? В каком статусе здесь живёте?

— У нас были туристические визы, которые мы сделали заранее. Я в Штатах был уже несколько раз: в 2017 году, в 2018 году. В 2022 году, до войны, в январе я получил визу, продлил визу в Милане. С женой мы за визой съездили в июле 2022 года тоже в Милан, и у нас даже был один визовый офицер, который принимал решение. Мы прилетели по туристической визе. У нас, как для многих граждан других стран, есть полгода, чтобы находиться здесь в качестве туриста. Вот мы полгода здесь и находились в качестве туристов.

Я рассматривал различные варианты, как нам здесь оставаться. Нам за полгода нужно было найти работодателя, который сделает нам эти визы, или, соответственно, менять статус — например, на студенческий, когда ходишь в институт или на языковые курсы, или подаваться на политическое убежище. Я выбрал последний вариант. Я пришёл к адвокату, в адвокатскую контору, переговорил. Рассказал, какие вводные у меня есть. Они мне сказали, что мне лучше подавать на политическое убежище, потому что я не согласен с режимом, поддерживаю ФБК, а ФБК признан экстремистами, и, соответственно, все, кто им донатил, попадают под поле зрения правоохранительных органов.

Вы — проситель политического убежища. Что вам угрожает в России?

Преамбула такая: здесь, в русскоязычной тусовке, в диаспоре, почему-то не принято других поддерживать, а наоборот: “А что ты приехал? Мы сюда приехали 30 лет назад, ещё от Брежнева скрывались и получили гражданство, а ты-то что приехал? Иди и восстанавливай Россию”. Я отвечаю: у каждого свои обстоятельства. Для кого-то преследование — это когда в дом врываются и избивают, не знаю, сажают на кочергу. А для других преследование — это когда ты, во-первых, не можешь в своей стране выражать свою политическую точку зрения. Вообще ты ничего не можешь сказать. Посмотрите новости сейчас. А где гарантия, что дальше не будет так? А где гарантия, что не будет хуже?

Я для себя и своей семьи принял решение: приеду сюда, попрошу убежище. Дальше я планирую менять статус. Я активно ищу работодателя, смотрю другие визы. Но в целом сейчас, чтобы встать на ноги, мне хватает этого статуса. Те, кто перешёл Мексику нелегально, они считаются нелегалами и не могут работать. А у меня есть вариант получить рабочую визу. Я меняю, закрываю свою политику, у меня рабочая виза. Дальше есть лотерея грин-карт, то есть я тоже могу её выиграть. Те, кто перешёл Мексику, у них только ожидание суда. А у меня даже не суд, у меня будет интервью. Единственный момент — непонятно, когда оно будет. Может быть через 4 года, через 5. У нас есть знакомые, которые уже 10 лет без этого интервью. Но у них уже ипотека, хорошие работы, они живут замечательно.

Зачем вы участвуете в антивоенных митингах в Штатах?

— Я боялся, откровенно. А здесь мне бояться нечего. Мы организуем митинги возле администрации города. Да, приезжают сотрудники полиции, которые стоят и следят за порядком. И никто не пришёл, не взял дубинку, нас не разогнал, автозаки не подогнали. А для чего это нужно? Чтобы местные люди, американцы, работники администрации видели, что есть люди, которые не согласны с политикой Путина. Потому что американцы судят по новостям, которые им показывают. Ну, грубо говоря, если у нас включить Russia Today, Путин — вообще великий, замечательный, у нас всё хорошо. А дворец — это не его дворец, а дворец его друга, который, наверное, скоро будет принимать жителей из Курской области.

И повестка другая, потому что здесь тоже есть американцы, которые говорят: “Мы за Путина”. А когда они видят, что каждую неделю здесь украинцы, кстати, проводят свой митинг против войны в Бальбоа-парке, а мы своей ячейкой ФБК проводим не так часто, как хотелось бы, но тоже проводим митинги, они понимают, что есть разные мнения. Я считаю, что нужно показывать миру, в какой бы стране мира ты ни находился, что ты не согласен с политикой той страны, паспорт которой ты имеешь.

У меня много родственников в Запорожье, Киеве и других городах Украины. Когда Путин ровно год назад развязал эту войну, он развязал её против меня лично. Я не отделяю себя от своих украинских родственников и считаю, что Россия — это не Путин, Путин — это не Россия. Путин — это убийца, и мы все вместе должны его остановить.

Чем занимаетесь в США?

У нас с женой есть два проекта, которые мы развиваем. Мы открыли компанию на её имя. Один из бизнесов был у меня ещё в России. Я занимаюсь визами — шенгенскими, американскими, но не иммиграционными визами. Здесь я работаю в продажах, сотрудничаю с одной известной IT-школой, которая обучает тестировщиков, и смотрю по сторонам, чтобы что-то ещё открыть. У меня даже мышление больше поменялось в Америке в сторону бизнеса, потому что я человек, который любит комфорт, и мне было очень комфортно на хорошей зарплате сидеть в найме. Как, например, на последнем месте работы в России. Но здесь приходится крутиться.

Большой минус Америки — если кто-то, те, кто будет смотреть, собирается сюда, здесь много чего не понимаешь. Я себя дураком никогда не считал, но какие-то вещи здесь вообще непонятные. Постоянно приходят письма, надо всё это читать, изучать, отвечать. Мне недавно пришло письмо, такая, знаете, бумажка, и написано: “Суд”. У меня чуть инфаркт не случился, думаю, кошмар. А оказалось, что меня вызывают в суд присяжных, быть присяжным. Завтра, кстати. Но на этой бумажке специальный код, можно зайти на платформу. Я отказался, написал, что я не гражданин. Меня вообще не должны были вызывать, потому что вызывают только граждан. Но они как-то рандомно, учитывая, что есть местные документы, ССН (как в России ИНН), вызвали. Я думаю, блин, а я испугался этого письма, думаю, какой кошмар.

Расскажите о плюсах и минусах США для российских эмигрантов.

— Здесь сегодня 25, постоянно солнышко. У меня, например, зимой в Москве было так, что я вообще вставать не хотел ехать на работу, особенно когда какой-нибудь снегопад, ничего не почистят. Здесь мне намного комфортнее. Это первый момент. Второй момент — деньги. Здесь заработать можно легко, главное понять, в какой сфере. Здесь очень дорого стоят услуги. Любые услуги. Замена масла в автомобиле, колодки поменять, клининг какой-нибудь — везде тут можно заработать.

Это не так, как блогеры в Инстаграме выкладывают, что деньги в Америке можно на кустах найти. Они снимают, кладут там купюры и типа собирают. Я так написал один комментарий: “Вы на одном кусте собрали, на втором оставили”, потому что трат тут тоже много. Здесь не такая проблема открыть бизнес, и ты найдёшь клиентов. Только надо с американцами работать, не сидеть в русскоязычной диаспоре.

Мы с женой открыли интернет-магазин на платформе Shopify. Это больше конструктор сайтов, который подсказывает, как залить товар. Мы занимаемся дропшиппингом — это когда товара нет, но заказываешь из Китая у поставщика. Мы торгуем товарами для животных: шлейки, ложки, миски и тому подобное. Великих денег мы ещё на этом не заработали, но развиваем. Разница менталитетов достаточно сложная, но интересно.

Здесь американцам, в принципе, всё равно, как ты выглядишь, как ты говоришь. Кто собирается в Америку и не знают английский на достаточном уровне. Да вы его никогда не будете знать на достаточном уровне, вы же учите его, не родились здесь, вы же не американец. У меня акцент, ну и что? Тут на акцент никто не смотрит. Главное, чтобы мысль донёс. Они задают вопрос: “А вы откуда?” Несколько раз мне говорили: “Ты из Германии?” Я говорю: “Нет, не из Германии, я из России”. Говорю: “Почему спрашиваете про Германию?” Они говорят: “Кажется, что так звучит немецкий акцент”. Я говорю: “Нет, ну, видимо…” Для американского уха что немецкий, что русский — очень грубые языки. Я такой вывод сделал.

Поэтому я не могу сказать, что эта страна… что через 5 лет мне не захочется уехать из этой страны. Что я не найду для себя Австралию или в Канаду легализоваться попроще в долгосрочной перспективе. Но на данном этапе нам очень нравится. Мы даже не хотим из Сан-Диего никуда уезжать.

Чего вы боитесь?

— Если философствовать, то боюсь смерти, конечно же. Это если конкретно про свою жизнь говорить. Потому что я вот сейчас смотрю — это косвенно связано с войной — что человеческая жизнь такая хрупкая. Ты вот сегодня живёшь, какие-то планы у тебя. Меня может завтра и не быть. И это от меня не зависит. Поэтому такой у меня страх.

А с точки зрения войны, я боюсь, что это всё продлится очень долго. Я боюсь, что контакт с украинцами, с Украиной, который был налажен, будет потерян на очень долгие годы. И что меня, когда будут слышать, что я говорю на русском, сразу будут считать преступником, фашистом, что я поддерживаю Путина. Потому что такая история была в Милане, как раз-таки в июле. Там украинская диаспора выходила с митингом у собора на центральной площади в Милане. Я к ним подошёл, говорю: “На что собираете деньги?” “На помощь беженцам. Мы пытаемся отправить людей в разные страны Европы и помочь”. Я говорю: “У меня есть контакты классных людей, но они в Варшаве”. И мне задают вопрос: “А ты сам откуда?” Я говорю: “Из России”. “Нет, мы у тебя эти контакты не принимаем. Мы боимся, что СБУ потом будет иметь вопросы, почему они контактируют с россиянином”. Я это вижу так, и мне это, ну, достаточно больно. Почему меня должны судить не по тому, какой я человек, а по паспорту, который у меня, кстати говоря, приобретён.

Боюсь, что родственники, которые у меня там остались, я их могу не увидеть, потому что я ожидаю, что в России будет наподобие Северной Кореи. Границы закроют, и чтобы выезжать, нужны будут какие-то разрешения, бумажки, как в Советском Союзе, мне бабушка рассказывала. Я думаю, что там всё будет хуже. Даже если Путин уйдёт, потому что всё окружение Путина в этом виновато. Люди власть захватили, они её не отдадут. Они будут передавать её своим детям, держать в своей семье. Но не таким людям, как, например, Алексей, которого я поддерживаю. Когда я стал изучать, что они делают, я стал всё больше и больше его поддерживать.

Что даёт вам опору в жизни?

— Опора в жизни — это, наверное, вера в себя и свои силы. Я понимаю, что на своём уровне могу что-то изменить. Я могу, например, поговорить со своими родственниками, которые поддерживают Путина, и рассказать им, что есть другая точка зрения, точнее, другой мир есть. Вот сейчас YouTube заблокировали, а для чего это делается? Для того чтобы люди не видели другую информацию, видели только Екатерину Андрееву, бессменную ведущую на Первом канале.