Филипп Пищик: «У этого нелюдя нет тормозов. Он сделает все, чтобы остаться в истории»
Филипп Пищик — архитектор, интерьерный дизайнер, художник, преподаватель и экоактивист. Победитель международных конкурсов в области архитектуры, дизайна и искусства. Видная фигура московского творческого бомонда середины 2000-х. Жизнь его изменилась после публикации «Bad Pictures» — серии арт-высказываний о российской действительности и Путине. Пищика перестали публиковать, приглашать на мероприятия и в проекты. После угроз по телефону он уехал в Черногорию, потом оказался в Украине, где прожил пять лет. После прихода к власти Януковича перебрался на Бали. Накануне полномасштабного вторжения России в Украину Филипп был вынужден вернуться в Москву.
А после начала войны Пищик улетел в Израиль, где продолжает свою практику и преподает искусство детям и взрослым. История профессионального беженца и творческого человека, сделавшего вызов системе.
Расскажите о себе.
— Меня зовут Филипп Пищик, я архитектор, художник, учитель, экоактивист. У меня есть детская студия KidSpace. У меня уже более 25 лет архитектурной практики дизайна интерьеров и инсталляций, я выигрывал многочисленные международные конкурсы в области архитектуры, дизайна и искусства. Люблю животных, люблю детей, красивых женщин и мирное небо над головой.
Как формировалась ваша гражданская позиция в России?
— Моя гражданская позиция сформировалась еще в детском саду — у меня было повышенное чувство справедливости, что в советской психиатрии являлось признаком шизофрении. Я начал устраивать маленькие революции уже там. Помню, как-то раз я вырезал из пластика трафарет газеты «Правда», сделал себе майку с окровавленным следом «Правда» и ходил в ней на физкультуру. Я не очень понимал, почему люди реагируют на это: «Вау!». Мне казалось что это просто прикольно, весело и вообще — вот она, «Правда».
Когда вы поняли, что вам не нравится Путин?
— Как только заглянул в эти рыбьи глаза. Я сразу все понял. Тогда эти глаза были на ещё более-менее фотогеничном для некоторых лице, но энергия человека считывалась сразу. А после ухмылочки: «Она утонула» стало понятно совсем все.
Из своих «Плохих картин», карикатур на российскую действительность, какие считаете самыми значимыми?
— Там много чудесных работ. Например, где «великий Пу» сидит в обнимку со скипетром и державой, только вместо скипетра у него Останкинская башня, а вместо державы у него мешок с долларами, а наверху написано: «Тяжела ты, шапка Мономаха». На шапке Мономаха крест и звезда — то есть весь фарш. Получился гомункул: взяли самое плохое от капитализма, самое плохое от коммунистической идеологии, всё это соединили и получился путинизм. Почему «Плохие картинки»? Потому что я занимаюсь архитектурой и детьми, я не художник, а эти картинки мне вообще было неприятно делать. Я с удовольствием их не делал бы. Подруга меня как-то раз спросила: «Вот зачем ты это делаешь?», а я смог ответить только: «Я буду это рисовать». Так и пришло это название: эти картинки реально плохие, это не искусство, не что-то, что останется в веках, но это мой гражданский жест. Как-то мне художник-куратор, мой друг, принёс картину… Тогда разным московским художникам раздавали квадратные картины с фотографиями Москвы под разрисовку: торцы домов, заборы и так далее. Ну, я, конечно же, выбрал забор и написал на нем красными буквами: «Россия без пут». Пролётов как раз хватило на намёк, что там есть продолжение. Это было лет 20 с чем-то назад. Я это особо и не публиковал, только печатал на майках, причём в основном для иностранцев. У меня были друзья из Лондона, которые сказали: «Вау, нам нужна такая майка», один человек вообще заказал 20 таких маек. А в Москве люди называли это «грязной политикой», и за мной ходила слава немножко прибабахнутого борца за справедливость. Многие говорили: «Куда ты лезешь? Ты архитектор, у тебя куча заказов, у тебя куча интересной работы, деньги льются ркеой, а ты лезешь куда-то. Ты огребёшь 100%» — «Ну, огребу так огребу, что же делать-то. Пока у нас еще есть время проснуться и вернуть себе страну». Я видел всё это враньё, поэтому на награждениях вроде «АРХ Москвы» я выходил в майке с окровавленной надписью «Путин» и, естественно, меня вырезали из всех новостей. То есть я тогда лез на рожон. Мне казалось, что если таких будет много, то что-то будет, но нас много не стало. Многие мои друзья тогда подумали, что я совсем съехал с катушек — это 2007 год, какие тогда проблемы? Вся Москва гуляла и жировала, была куча заказов, архитекторы были в шоколаде, а я говорил: «Ну, ребята, подождите чуть-чуть. Сейчас начнётся».
Когда у вас начались проблемы в связи с вашими арт-высказываниями?
— Когда меня начали меньше печатать в журналах. Раньше каждую неделю выходили колонки новостей, вроде: «Архитектор Филипп Пищик посетил открытие мебельного салона», но потом этого стало всё меньше и меньше. Потом журналы, я не буду говорить какие, которые хотели на обложку мой интерьер и даже платили фотографу полторы тысячи долларов за съемку моего интерьера, отказывались от публикаций. Я спрашивал: «А когда?» — «Ну, когда-нибудь». По намёкам людей я понимал, что была дана команда не пиарить меня. Дальше больше: я договаривался с клиентами о сотрудничестве, но кураторы из спецслужб звонили им — это уже доказанный факт — и, как они умеют, объясняли, что с Филиппом Пищиком не надо сотрудничать: «Вы же понимаете, у вас семья, бизнес, а архитекторов много. Выберите кого-нибудь другого». Я не герой, не такой, как Лёша Навальный, как ребята, которые, несмотря на всю опасность, продолжают бороться. В 2007-м я не выдержал угроз по телефону и просто уехал. Конечно, можно было остаться, но меня обещали «перевести в овощной отдел» и «ломиком по голове» — вот такие звонки были на телефон. Когда я остался без работы и без возможности оплачивать жильё и мастерскую, надо мной повис дамоклов меч. Я понимал, что надо уезжать, и отправил в семь посольств письма с просьбой дать мне политическое убежище в связи с угрозами со стороны спецслужб и отказом от российского гражданства. Из семи ответили только три, и тут Зощенко отдыхает. Если поженить Зощенко с Кафкой, то, может, получится что-то похожее. А в американском посольстве со мной разговаривал какой-то клерк, который на ломаном русском говорил: «У нас дана установка, что Путин демократический президент. У нас нет адженты, что можно давать политическое беженство. Вы можете, например, податься на Green Lottery и через год все получить» Я говорю: «Вы меня не слышите? Мне угрожают по телефону. Через год я могу получить вашу Green Lottery уже посмертно». Он говорит: «Ну, я не знаю, Путин у нас по всем пунктам демократ». Я говорю: «Ну, подождите годик, и он себя покажет». Через годик случилась Грузия. Жить с ощущением, что ты знаешь, что будет — это фигово, лучше жить в розовом облаке Я понял, что помощи ждать не придется, и уехал в Черногорию.
Как вы оказались в Украине?
— Прекрасные ребята организовали в Шаргороде международный архитектурный фестиваль. Мне купили туда билет, как сейчас помню, через Домодедово. Я говорю: «Я не полечу через Москву». Мне поменяли билет через Вену, и я прилетел в Киев. После фестиваля человек, который всё это устроил, предложил мне должность арт-директора всей территории фестиваля. Я начал там архитектурить и разрабатывать арт-инсталляции. Я представлял себе Украину и украинцев абсолютно по-другому. Там я впервые в жизни почувствовал себя на Руси куда больше, чем в Москве. То есть там не «русский» дух, с двумя «с», а «руський», и его там намного больше, чем в Москве. Надо быть идиотом, чтобы думать, что украинцев можно победить, это невозможно. Есть люди, которых можно поставить на колени, и которых нельзя — это как раз украинцы и кавказцы. Надо признать, что Россия уже на протяжении многих-многих веков живет по абсолютно рабской модели парадигмы сознания: обязательно должен быть князь, и даже не князь, а царь. У украинцев в крови воля и свобода. Это считывалось как когнитивный диссонанс с тем, что в нас втюхивали на протяжении всей жизни. Россиянам внушалось, что это салоеды с пухленьким носом, Тарасы Бульбы и «гхэ». А оказалось, что у них высочайший уровень образования и интеллигентности, что это очень красивые люди с очень тонкими чертами лица. Там стройные девушки ходят и улыбаются по Крещатику, и такого количества красивых девушек я вообще нигде не видел. Ты идешь по Крещатику как по модельному агентству. В Украине я женился — конечно, мне же сразу надо жениться и детей — в Киеве живет мой сын Макар. Я очень давно его не видел.
Сколько лет вы прожили в Украине и почему уехали из неё?
— В Украине я прожил пять лет. Я профессиональный беженец: сначала сбежал от Путина, потом сбежал от Януковича. В Украине все было уже не так жёстко, но там стало грустно. Я создал арт-проект «Укрлиния»: это валик, который оставляет украинский национальный узор, и этим валиком я рисовал на асфальте, на машинах, на людях. Доходило до скандалов.. Кстати, когда в 2014 году случился Майдан и сносили памятник Ленину, мои друзья попросили выкройку этого узора, сделали три таких валика и увезли их в разные части Украины. Я восстановил здесь, в Израиле, этот проект, но в упрощенном варианте, потому что не смог найти здесь широкий поролоновый валик. Я нашёл только узкий, поэтому чуть-чуть упростил узор. Я тогда выставил этот проект на самом главном арт-конкурсе PinchukArtPrize, мой проект прошел шорт лист, хотя я нарушил все правила: я не украинец и на тот момент мне было больше 35 лет, так что я записал этот проект на своих друзей, с которыми все это проводил. Этот проект выставлялся в отдельном зале, рядом было ещё два отдельных арт-проекта. Вдруг мне позвонили: «Здравствуйте, нам очень понравился ваш проект. Мы представляем одного из кандидатов в президенты». А тогда как раз шли выборы. Я спрашиваю: «Какого кандидата?» — «Давайте при встрече» — «Ну, давайте при встрече». Мы встречаемся в PinchukArtCentre, я спрашиваю: «Ну, рассказывайте, какого кандидата вы представляете? Кому так понравилась моя „Укрлиня“?» — «Ну, как какого? Виктора Фёдоровича Януковича». И я такой: «Бл**ь! Извините, я своим творчеством пиарить таких людей, как Янукович, не могу и не буду. До свидания». Понятное дело, что СБУ — не ФСБ, и проблем у меня никаких не было, звонков-угроз не было, но стало грустно от вот этого фона, да и с бизнесом стало хуже. Я запустил себе в голову блажь из космоса: хочу на Бали, в тропики, куда-то далеко, чтобы строить арт-эко-поселение. А карта Бали очень похожа на карту Украины, поэтому у меня в мастерской они висели рядом. В какой-то момент мне звонит подружка: «Ты же самый лучший интерьерный дизайнер, так что я посоветовал тебя своему другу на Бали. Ему нужны интерьеры в гостинице, которую он строит». Мне покупают билет, и так я оказываюсь на Бали. Оттуда мне пришлось уехать, потому что там орудовала российская банда, которая подкидывала людям наркотики, а потом вместе с полицией находила их и вымогала деньги. Я был вынужден уехать, потому что мне светило 8 лет тюрьмы, но добрые люди меня спасли. Моя вторая бывшая украинская жена собирала деньги, очень помогли друзья и родственники. Меня выкупили из тюрьмы, и я улетел в Москву.
Где вас застало начало полномасштабного вторжения России в Украину?
— 24 февраля я, как ни странно, оказался в Москве. Я понял, что в Москве лучше, поэтому в аэропорту я был готов целовать российских ментов, потому что перспектива восемь лет сидеть в комнате пять на пять метров с двадцатью индонезийцами, которые постоянно курят дешевые сигареты, совсем не радовала. 24 февраля, я был в полном… Можно ли ругаться в эфире? В общем, других слов уже нет, потому что случилось все самое страшное. Я это предсказывал, я понимал, что у этого нечеловека, нелюдя нет тормозов, что он сделает все возможное, чтобы остаться в истории. Он же хочет остаться в истории, и теперь он уже точно там. Я начал распечатывать листовки со своей московской богородицей, которая закрывает руками лицо, внизу писал «Нет войне» и QR-код, по которому можно было скачать эту картинку. У меня был пост с этой картинкой, в котором было написано: «Скачай, распечатай, повесь у себя в подъезде». Я пошел на Пушкинскую, когда там был кипиш, но не дошел, потому что уже издалека увидел, как всех упаковали. Я пришел, а там никого — люди выходили из метро и их буквально сразу паковали. А потом мне начали писать и звонить друзья: «Я вижу, что ты в Москве. Это серьезно? Ты видел свой Инстаграм?» Тут у меня включился «гомеостаз», то есть желание сохранить свою тушку. Мне очень не хотелось получать по голове ни ломиком, ни дубинкой, ни оказываться в тюрьме. Я еще раз повторю: я не герой, я просто хочу строить арт-эко-поселения, рисовать, заниматься с детьми, заниматься йогой, серфить, лазать по скалам и путешествовать, поэтому я принял решение улететь. Я купил себе билет в Израиль, потом зачем-то его поменял на другую дату, чтобы поучаствовать в митинге, который планировался на субботу, а потом понял, что надо улетать сегодня. И вот я с билетом на самолет через 3 дня за 20 минут упаковал вещи, взял такси, уехал в Домодедово, пришел в компанию EL AL, говорю: «У меня билет на самолет через 3 дня, но я хочу улететь сегодня». Это потому, что с Инстаграмом, в котором картинки с окровавленными надписями «Путин», долго не живут. Мне ответили: «Для вас есть последнее место, вам повезло». Тогда же еще был ковид, Путин ещё всех не вылечил от него, и, проходя мимо ментов и слабовиков, останавливающих людей и листающих телефоны, я молился: «Только не меня, только не меня, я прозрачный, меня нет». В итоге я успешно прошел все залы Домодедова и улетел в Израиль. Когда я оказался в самолете, я выдохнул. Ты или соглашаешься с происходящим, или уезжаешь, или выступаешь против. Я не представляю себя в России, не представляю, что могу пойти плясать на какое-то пати, не представляю, что могу пойти на концерт, на котором не говорят со сцены: «Нет войне». Я не представляю, как можно жить в этой абстракции, как можно не замечать происходящей абсолютно фантастической несправедливости. И эта несправедливость возвращается бумерангом: посмотрите на то, что происходит в Оренбургской области — это Каховка. Все это будет возвращаться, и возвращаться, и возвращаться. Нет, конечно, люди, которые стояли и подписывались за Надеждина, которые в полдень пришли на избирательные участки, которые прощались с Навальным — это не рабы, но это и не основное население, которое создает поле несогласных. Активных противников войны в России осталось дай бог 30%. А что остальные? Просто ждут? Им окей? Может быть и не окей, но они ничего не делают для того, чтобы что-то изменить.
Что не так с Россией?
— В этой стране нет правил игры, а когда нет правил, то как можно играть? Как жить в стране, в которой ты не защищен, в которой так называемые силовики не защищают тебя, а являются угрозой? Все идет к тотальной диктатуре. Люди говорят: «Да ладно, слушай, война с Украиной? Ты что, с ума сошел? Здесь все семьи перемешаны». Я говорю: «Ребята, это будет. Это будет, если не проснется хотя бы каждый второй россиянин и не скажет: „Нами правят нелюди“». И мало того, что они убийцы, но они еще очень неэффективные менеджеры. Они развалили страну, поссорились со всеми вокруг. Это подобие Ивана Грозного, подобие Петра Первого, подобие Екатерины Великой, подобие большевиков — всё какое-то подобие, что-то очень вялое. Ситуация с отравлением Навального — они даже такое дело смогли провалить, хотя, казалось бы, что тут делать-то? А потом они еще и слили разговор по мобильному телефону, то есть это совсем бездари. Они не просто убийцы, но и бездари. Они не знают даже, как это сделать эффективно, они могут влиять только страхом. А страна разваливается, уже уехали лучшие. Россия — это страна, где все происходит вопреки, а не благодаря.
Как вы думаете, какое будущее ждет Россию?
— Покаяние. Для этого все и происходит. Боженька же все видит и, к сожалению, пока этого покаяния не произошло. Про ушедших не говорят плохо, хотя я не понимаю почему, но алкаш Ельцин должен был сделать три вещи: похоронить Ленина, закопать этого черта в землю; полностью распустить КГБ и ФСБ, уволить всех, не оставив ни одного; набирать обратно только через жесткие фильтры. Я очень хорошо помню 1993 год, я тогда был молоденьким студентом, и все радовались победе демократии, а я говорил, что это никакая не победа, а к власти пришли нехорошие ребята, используя алкоголизм президента Ельцина, что дальше все будет сворачиваться. Это ни разу не победа демократии. Так и произошло: россияне проглотили Чечню и спокойненько пошли гулять в парки, поехали в «Икею» покупать новый шкаф, стол и стул, а где-то российские войска «Градами» стирали населенные пункты. И россиянам было окей! Не всем, конечно, но даже по себе я помню, что мы не делали из этого большой проблемы. Ну да, где-то что-то происходит, но у нас же Ельцин, у нас же демократия. Но тогда уже не было демократии. Конечно, нужно было пойти по другому пути, сделать, как предлагал Сахаров: переписать союзный договор на конфедерацию свободных стран и всех отпустить. Но этот проклятый ген русского империализма настолько засел в людях, что они не могли себе представить этого: «Как это отпустить Чечню? Сейчас тогда все разойдутся». Даже здравые люди рассуждали о том, что страна развалится. Да, в результате она развалится, потому что если все это держать так, как сейчас, то в какой-то момент оно умрет. Надо было всех отпустить, но на условиях, что сохраняются безопасность ядерного потенциала и хождение единой валюты. У нас много поводов покаяться, ведь бомбардировки украинских городов «Градами» не вчера же начались — это было всегда. Недавно я узнал историю про то, откуда название у Красной Поляны — это около Сочи. Название «Красная Поляна» появилось после того, как один русский генерал — дело было 170 лет назад — уничтожил все мирное население: женщин, детей, всего 32 тысячи человек. Она «красная» потому, что кровь долго не впитывалась в землю, и поляна оставалась красного цвета. А сейчас там катаются лыжники и сноубордисты, и мало кто знает это название. Вот за это нужно покаяться перед бурятами, перед завоеванными народами, перед якутами, кавказцами, украинцами — перед всеми народами. Московия — это центр спрута. Встать должна на коленях, попросить прощения за все предыдущие преступления против малых народов. Хотя там есть и «немалые» народы — татары, например. Что Иван Грозный сотворил? Что сотворили в Новгороде? Что творила Екатерина? Что творило русское воинство на протяжении веков? Насаждало модель абсолютно нечеловеческого взаимодействия.
О чем вы мечтаете?
— Это давняя мечта и план на последующую жизнь: строить арт-эко-поселения. Мне кажется, что это моя миссия. Это не просто борьба, которая выхолащивает, а возможность показывать как можно и как нужно, это позволяет собирать людей, которые не за войну, а за творчество, за детей, за экологию, за все доброе и вечное. Политика, мне кажется, это самое противное занятие, которое только может быть. Я мечтаю путешествовать со своей семьей и детьми по миру, строить хорошие дома, рисовать, проводить арт-проекты, дарить людям радость, показывать красоту этого мира, показывать, что можно жить по-другому, в согласии с людьми любой национальности, любой религии, любого цвета кожи. Политики разделяют людей, чтобы остаться у власти, а я буду транслировать идею Велимира Хлебникова: художники — это председатели земного шара. Мы должны вернуть себе землю.
Чего вы боитесь?
— Я боюсь закончить свои дни в бункере. Я боюсь, что эти злобные нелюди смогут уничтожить наш прекрасный и чудесный мир. У них есть все шансы это сделать, но у нас есть все шансы это и остановить. Мы должны работать на объединение людей, не хотящих этого будущего. Леша Навальный, мне кажется, выдал отличную формулу: бездействие добрых людей — это все, что нужно для торжества зла. Отсюда напрашивается ответ: творите добрые дела. В России очень много людей, которые живут с этим внутри. Например, история про кота, которого выбросила та чертовка-проводница — этого кота искали 500 человек. Когда говорят, что в России злые люди — это неправда. Внутри люди добрые. Сейчас волонтеры спасают людей в чрезвычайных ситуациях и делают больше, чем люди, поставленные нами, на которых уходят наши налоги. То же самое происходит и в Израиле после того, как началась война с ХАМАСом, с Газой. Волонтеры — это настоящие люди. Это люди, которые приближают победу, приближают нашу безопасность. А политики, министры, люди, на которых уходят налоги, делают все наоборот, и это происходит повсеместно. Возможно, идеи Кропоткина и Плеханова найдут применение и в современном мире, и тогда он станет более горизонтальным, тогда люди начнут управлять своей страной.
