ВОЙНА. МАРИУПОЛЬ. 2022 год
Военная операция, в которой не пострадало мирное население
Посвящаю моим любимым, отнятым этой войной
Подкаст также доступен на YouTube и других платформах.
Глава 25
В подвале
Я вошла в подъезд. Заметила очень крутую и узкую лестницу, ведущую в подвал. Оттуда шел свет. Я насторожилась, подумав, что там военные. Спустилась. Спросила: «Кто здесь?» Услышала сонный мужской голос откуда-то из дальнего угла, но мужчину так и не увидела. Больше там людей не было.
Я обратила внимание на то, что весь подвал был очень уютный. Практически все пространство на полу занимали толстые матрасы, на них лежали одеяла, пледы, даже шубы. Был там стол и стулья. Свет шел от аккумуляторного светильника. Освещение было ярким. Я поднялась и сказала родным, чтобы все шли в подвал. Там тепло, комфортно и светло. Дилемма была спустить бабушку: во-первых, очень круто, во-вторых, очень узко, – коляска не пройдет. Решили с сестрой оставить бабушку в подъезде. Прикрыв входные двери, за которыми продолжался обстрел территории, хорошенько укутали ее одеялами – своими и местными, из подвала. Было раннее морозное утро, а бабушка сидела без обуви, только в колготках и носках, поэтому мы постарались ее утеплить.
Когда, наконец, я снова спустилась и уселась на матрас, я поняла, что не чувствую от холода ног. Разулась, стала отогреваться. Мама прилегла в другой стороне, она мучилась с давлением. Сестра и дети уселись на стульях. И только теперь мы вынули посмотреть спасенных черепах из рюкзака. Потом сестра их положила за шиворот, чтобы не мерзли.
Среди чужих вещей и покрывал, я увидела коричневую спину лабрадора. Он спал. Я его позвала, пес с радостью подполз и стал ласкаться. На нем был ошейник. Животное не было напугано, казалось упитанным и спокойным. Видно было, что за ним ухаживали хозяева, даже находясь здесь, в подвале. Однако сейчас пес лежал один. Я пожелала ему, чтобы за ним вернулись.
Через какое-то время в подвал спустились молодой парень и старушка. Насколько мне помнится, звали его Максим, пожилая женщина была его родной бабушкой. Раньше они жили в этом доме, но после того, как его спалили, переселились в наш подвал. А вот теперь, опять спасаясь от пожара, вернулись сюда. У парня были осколочные ранения в голову и спину. Голова была перебинтована, но он держался довольно бодро и шустро. Подвал он знал хорошо. Эта просторная комната была не единственной, но свет горел лишь здесь. Максим пошел к выходу, завешенному клеенкой, напротив была еще одна дверь, за которой находилось какое-то темное помещение. (Мы туда не заглядывали). А после вернулся с большим чемоданом. Сказал своей бабушке идти за ним и вышел на улицу. Но она не спешила, отдыхала и что-то нам рассказывала. Она была уставшая, и ей совершенно не хотелось покидать собственный дом, даже если от него остался только подвал. Прошло минут десять, и Максим вернулся. Он был расстроен и рассержен на старушку, сказал: «Ну вот, теперь мы можем не спешить. Почему ты не вышла за мной? Человек, с которым мы могли пойти, теперь ушел сам».
Мы спросили, что он будет делать? Но он не знал. Со своей стороны, мы объяснили, что как только начнет светать, мы планируем продвигаться в сторону военных ДНР, через бульвар. Что там живут наши родственники, у которых мы сможем переночевать. И что у нас российские паспорта, с которыми хотелось бы эвакуироваться через Республики. Предложили идти с нами. Но он ответил: «А что, если я не хочу в Россию?» Мы промолчали. У него было на это полное право. Он жил в цветущем, развивающемся морском городе с высокими зарплатами, новыми парками, красивыми видами. А сейчас его всего лишили. Вообще, всего. Была необходимость в таком «освобождении»? Не думаю, что во время мира, он чувствовал плен, а во время войны ощутил свободу. Ни разу мне среди всех этих мирных людей, у которых полыхали дома, не встретился ни один человек с фашистской идеологией. Не эти люди вели войну с жителями ДНР и ЛНР, не они обстреливали их спальные районы. Донецк и Луганск бомбили ВСУ по команде вышестоящих, а теперь вот Россия выжгла Мариуполь по команде своих вышестоящих. Когда истребляют мирных жителей, выкрикивая фашистские лозунги – это страшно, но ожидаемо, но когда истребляют все тех же мирных жителей с антифашистскими лозунгами, во имя мира и справедливости – это чудовищно.
Если бы нашу страну, Россию, решил кто-то освободить от уз ненасытной и алчной коррупции, то можно было бы назвать адекватным и эффективным поведением военный кровавый и разрушительный марш танков и БТР по улицам наших городов и авианалеты в жилых кварталах?.. Ведь и коррупция, и фашизм – это только злая идеология, которая бы не выжила без источника пропитания у власти. Ни сама идеология, ни борьба с идеологией (что тоже идеология) не должна перевешивать ценность человеческих жизней. А если она все-таки перевешивает, то грош цена такой идеологии, как бы патриотично она ни звучала. Жизнь важнее!
А может, все-таки все это обоснованно…. И он, раненый парень Максим, фашист? Тогда почему же он не расправился с нами там, в подвале своего сгоревшего дома, зная, что мы русские, имеем российское гражданство и планируем выехать в Россию в то время, когда его город горит и умирает с приходом наших солдат?
Максим сидел поникший и серьезный. Мы встали, направились к выходу. Обернулись, глаза наши встретились, и парень произнес: «Счастливого вам пути!»
Около 6.30 утра. 20 марта 2022 года. Мариуполь. Морозно – погода тоже ожесточилась на людей.
Мы выходим из подвала дома № 38 по Морскому (ранее Комсомольскому) бульвару. Мы – я, сестра, мама, два моих племянника 8 и 11 лет. На инвалидной коляске – слепая бабушка…
Глава 26
ДНР
Путь наш был в пять четных домов – от дома № 38 к дому № 48 по Морскому бульвару через линию фронта. Дорога у нас заняла больше двух часов.
Мы перешли на другую сторону бульвара, увидели военных ДНР. Это было понятно, потому что цвет обмундирования отличался, был темнее, и на рукавах присутствовали белые повязки. Вместо касок у многих были вязаные шапочки защитного цвета. Бросалось в глаза их абсолютное численное превосходство над противником. В каждом подъезде каждого занятого им дома располагалось минимум по пять человек. В подъезде наших родственников их было около тридцати. ВСУ же в домах постоянно не присутствовали. Их было мало для такого расклада. Чаще всего они бегали от одного дома к другому по два-три человека.
Нас стали расспрашивать про обстановку с той стороны, про количество военных и про наш дом. Они не знали, какие здания сожжены, а какие целы, не знали толком расположения домов и переименованных после декоммунизации улиц. Я посмотрела на них с удивлением и, вдруг, осознала: высокоточное оружие – это не про наш район, как минимум. Оказывается, нас просто бомбили. Бомбили вслепую, не глядя на то, что это жилые кварталы, что они битком набиты обычными людьми, детьми и стариками. И всплыли в моей памяти слова про поколение людей «с душами Авеля и руками Каина» и что «никакой Бог не выдержит их взгляда»…
Глава 27
У Оли
К родным мы добрались около девяти утра. Нам помогли занести вещи и коляску. Я пришла последней, так как долго ковыляла по лестнице на седьмой этаж. Военные в подъезде поинтересовались моей раной, предложили помощь. Они были дружелюбны и общительны. Сразу провели инструктаж: если мы при обстреле слышим свист, то можно не бояться, если это уже шелест, то есть секунда, чтобы упасть на землю, а если ничего не слышим, то нам уже не помочь…
В трехкомнатной квартире родственников на этот раз оказалось людно. Помимо Оли, Саши и тети Гали, у них теперь жили сваты с мамой и молодая семья с двумя детками, один из которых грудничок. Это были соседи сватов. Всего десять человек. А с нами теперь шестнадцать!
Все вновь прибывшие жили в этом же доме, только в другом подъезде. А сюда перебрались десять дней назад, когда военные ДНР заминировали их подвал и приказали покинуть квартиры.
Нас покормили, приютили, разместили очень радушно и тепло. Для всех нашлось место. Обстрелы отсюда тоже были слышны, стены периодически ходили ходуном, и прилетали осколки. Но для нас после прямого удара и пожара, это место казалось практически безопасным.
Хотя здесь так же вокруг домов передвигалась военная техника и танки, так же из них стреляли, только теперь в другом направлении. В девятиэтажке напротив так же сидел снайпер, только чеченец. Отличалось лишь то, что в целях безопасности и выявления националистов из батальона «Азов» у всех жителей проверили паспорта. А нас с той стороны это не коснулось.
Мы с сестрой понимали, что теперь, когда находимся на территории, подконтрольной ДНР, у нас есть возможность эвакуироваться в сторону дома. Я попросила Таню узнать у военных, есть ли «зеленые коридоры»? Я неосторожно сформулировала фразу таким образом, что задела чувства крестной, нашей милой и доброй Оли, которая всегда нам была рада, и помогла сейчас, в самую сложную и опасную минуту. Мы стремились домой, ее же домом была Украина. Оля не сдержалась и тихо заплакала, сказав, что для нее ребята из ВСУ – защитники ее Родины, которые давали присягу и теперь выполняют свой долг. А солдаты ДНР – захватчики и агрессоры, с приходом которых ее город превратился в руины.
Да. Не полыхали дома в Мариуполе до 24 февраля 2022 года. С этим не поспоришь.
Мы попытались сгладить ситуацию, но Оля и так понимала, что это не наша с ней война, не война любящих и близких родственников.
На следующий день сестра узнала, как можно добраться до пункта эвакуации. Военные сообщили, что идти нужно в самый конец бульвара, а потом спуститься к морю, к кафе «Ивушка». Оттуда людей вывозят в Ляпино. А дальше – в Новоазовск. Идти посоветовали рано утром, с рассветом. Никто режим тишины объявлять, конечно, не будет, поэтому, если мы решимся, то только на свой страх и риск.
Уходить по «зеленому коридору» с нами надумала семья с грудничком (Алешкой) – Сергей и Оля (муж с женой) и их старший сын Миша.
Утром, 22 марта, мы стали собираться. Крестная нам приготовила в дорогу картофель в мундире, лепешку, воду. Хотя мы уходили в мир, а им предстояло остаться здесь, на войне, в разрухе, с остаточными запасами продовольствия. Еще нас снабдили теплыми головными уборами, была отдана шуба свекрови, покойной тети Шуры. Мы стали со всеми прощаться, сестра расплакалась у кровати болевшей тети Гали, которой как раз 20 марта исполнилось 86 лет.
Нам помогли спустить вещи, предложили в очередной раз остаться, но мы, обняв всех и поблагодарив, выдвинулись в путь.
