Галина Ванечкова: «Путин изуродовал мой народ»
Галина Ванечкова — преподаватель русской литературы, родилась в 30-е годы на Урале. Пережила Вторую мировую войну. В 50-е вышла замуж за чеха, хотя не сразу получила разрешение от специальных органов на брак с иностранцем, и уехала в Прагу. Работала в Карловом Университете. Все годы, проведённые в Праге, она посвятила литературе и Марине Цветаевой. Благодаря Ванечковой в городе установлены памятные таблички на домах, где жила Цветаева и основан музей — самый маленький в мире музей Цветаевой.
Войну России против Украины Галина Ванечкова называет братоубийственной. Она помнит, как в 1968 году в Прагу зашли советские танки. Это навсегда изменило отношение чехов к русским. То же самое будет и с украинцами, уверена она.
В интервью «Очевидцам» Галина Ванечкова говорит о том, почему она не признает современную Россию, но все же разделяет страну и режим. Объясняет, как пропаганда работала в советские годы и чем она отличается от нынешней. Уверена, что и война, и ее поддержка стали возможны из-за недостатка культуры в России, а еще, что некоторые строки Цветаевой сейчас отзываются, как никогда: «На твой безумный мир, ответ один — отказ».
Расскажите о себе.
— Я Галина Борисовна Ванечкова. Жила долго на Урале, родилась в Свердловске и работала преподавательницей русской литературы в школе. В один из дней мои друзья отвели меня к себе в студенческое общежитие, где я увидела голубые глаза. Сразу же знала, что вот сейчас у меня горе, умирает мама, но эти голубые глаза мне обязательно помогут. Это был чех Мирко Ванечек, который у нас очень помог, потому что у меня были младшая сестра и брат, папа, и немецкий, со мной английский, потому что в Чехии такое образование. Мы решили пожениться. Мы написали письмо в Москву, нам отказали, сказали, что существует закон, который запрещает браки с иностранцами. Тогда мы поехали в Москву, простояли огромную очередь, пришли в Верховный Совет, попросили разрешения, чтобы нас приняли. Когда нас приняли, нас спросили: «Что вы хотите?» Я ответила: «Хочу спросить, можно ли мне выйти замуж за чеха?» — «Вы нам писали?» — «Да, писала». — «Мы вам ответили?» — «Да, ответили». — «Следующий, пожалуйста».
Я не простилась с этим человеком. Я вышла к Мирко и не могла ему ничего сказать. Он спросил меня, буду ли я его 10 лет ждать, пока он отработает. И при этом я уже раздумала уезжать из моего любимого Советского Союза куда-то за границу. Меня уговорили — уговорил он и его мама, которая на по-русски написала мне большое письмо, чтобы я приезжала к её сыну, что он очень скучает. И я поехала. Меня взяли на работу в Институт русского языка, тогда так называемый. Я занималась тем, что учила людей русскому языку. Потом работала не в Институте русского языка, а в Карловом университете, перешла на кафедру перевода.
Как вам сказать, что самое главное было за это время? Почти пять лет после моего приезда я зашла в гости к друзьям и увидела книгу на полке. Я не знала, что я поэт, ворвавшийся как брызги из фонтана, как искры из ракет, сорвавшийся, как маленькие черти в святилище, где сон и фимиам. Моим стихам о юности и смерти, нечитанные стихи, валявшиеся по магазинам. Никто не брал и не берёт мои стихи. Я никогда не читала таких стихов. Я никогда не слышала такого ритма. Я спросила: «Кто это?» — «Ты не знаешь?» — «Нет». — «Я никому не даю эту книгу, но тебе я её дам, на сколько хочешь». И это изменило всю мою жизнь, потому что я узнала, что Марина Цветаева жила в Праге 3,5 года. А где она жила? Никто не знал. И я стала искать. И не я одна — и мой муж, геолог, который мне помогал. Главное, что мы сделали — основали общество Марины Цветаевой. Оно существовало 16 лет. Потом у нас был уголок Цветаевой. Общество я уже не могла держать, поэтому попросила поддержки у Питера, который дал кусочек своего кафе. Он арендовал его, и мы там сделали центр Марины Цветаевой. Этот центр существовал два года, имел очень большой успех, к нам приезжали люди из всех стран, писали нам прекрасные отзывы. Но потом у Курочкина кончились деньги, и он уже не мог нам помогать, а Министерство культуры тоже не могло. Наш центр прекратил своё существование.
Опять два года я ходила и просила всех, чтобы мне дали 20 метров для того, чтобы развесить те панели, которые у нас были в этом центре. Ничего не получилось. Но во Вшинорах мне сказали: «Вы нам надоели, вы 30 лет просите, чтобы Вшинорах был центр Марины Цветаевой, хватит. Я отдаю вам свой информационный центр. Пожалуйста, делайте здесь что хотите. Хотите 10 метров?» — «Да, хочу 10 метров». И мы сделали прекрасный, маленький, с фотографиями Рильке, Пастернака, Анны Тесковой, центр, который через два года у нас забрала почта. Почте было нужно именно это место, и мы опять остались без центра.
Но в это время староста Вшинора купил место для культурного дома в Вшинорах, и в этом культурном доме нам дал угол, не 10 метров, а немножко больше. Этот центр Марины Цветаевой позаботилась организовать директор библиотеки. Она попросила, нельзя ли, чтобы этот центр стал музеем Цветаевой. К сожалению, не в Праге, а во Вшинорах. И у нас сейчас существует самый маленький музей Марины Цветаевой, самый маленький музей вообще в Праге, и самый маленький музей Цветаевой в мире.
Россия, Берлин, Чехия, Франция и снова Россия. Главная тема моей жизни — это Марина Цветаева в Праге. Когда я приехала сюда, я не знала Цветаеву. В России нам о ней ничего не сказали. И я, преподавая в школе, не сказала своим ученикам ни слова о Цветаевой. Поэтому сейчас, когда я приехала 6-7 лет назад в Свердловск, я пошла в свою школу и сказала директору: «У меня есть долг. Созовите ребят, я должна им рассказать о Цветаевой». Ребята пришли, старшие классы пришли все. Их была масса. И я им рассказывала о том, как жила Цветаева здесь, что она делала, что она написала, почему она так писала. Когда я закончила им рассказывать, они сначала мне поаплодировали, а потом все пришли и пожали мне руку.
Вы помните Вторую мировую войну. Какие у вас были чувства, когда вы узнали о вторжении России в Украину?
— Вы знаете, я постараюсь не плакать. Русские и украинцы могут разговаривать на своих языках и понимать друг друга. Они всю жизнь братья, всю жизнь друзья, которые помогают во всём. Нужно было Путину занять маленький кусочек земли, чтобы прибавить его к России и сделать Россию вот настолько больше. А почему бы не заняться Сибирью, вечной мерзлотой? Там же можно сделать музей вечной мерзлоты. Кроме того, сама Сибирь — её нужно превращать в культурную область.
Когда я ездила из-за Марины Цветаевой в Читу, я попросила моего мужа поехать со мной в Зилово. В Зилово, когда мне было пять-шесть лет, работали мама и папа. Папа построил маме больницу, а мама заведовала больницей и родильным отделением. Когда мы приехали с Мирком через много лет в Зилово, больница была разрушена, церковь была разрушена, наш детский садик был разрушен. Простите, когда мне нужно было зайти в уборную, Мирк мне сказал: «В этот туалет, Галенька, не ходи». Я зашла, и мне негде было встать. Это было пять лет назад. А Путин идёт завоёвывать маленький кусочек земли. Да у него же столько работы на своей земле! Что он думает? Он не культурный человек, он ограниченный, необразованный. Он хочет большого имени для себя или для кого? А то, что гибнут наши ребята из Сибири, которые могли бы там работать, а то, что гибнут украинцы, которые хотели просто хорошо жить? Ведь Украина обеспечивала Россию хлебом. Больше ничего не могу сказать. Жду, что Путин исчезнет и что найдётся человек, который поможет нам изменить наш народ, который Путин изуродовал.
Что не так с Россией и народом? Почему он повёлся на империалистическую идеологию?
— Я думаю, что хорошо работает агитация и деньги. Конечно, там платят большие деньги, чтобы люди верили. Моя сестра говорит мне: «Галя, Путин нам увеличил пенсии. Галя, Путин всем бабушкам подарил маленькие лестницы». Каждая бабушка получила от Путина подарок — маленькую лестницу. И, конечно, когда Путин… «Ты расскажи всем за границей, — сказала мне моя сестра. — Путин вышел из машины и погладил девочку, которая не видит, потом сел в машину и ехал дальше». Что это такое? Это недостаток культуры. Где она, наша культура, русская? Она уехала на тех кораблях и до сих пор? Это сказывается, что этой культуры в России не хватает. В школах такое обучение, которое недостаточно для того, чтобы человек знал латинский язык и сразу к нему прибавлял два следующих языка. Так, как делается в маленькой Чехии.
Больше всего в жизни не прощу Путина за то, что он изуродовал мой народ. Мой народ всё-таки был немного другой, когда я жила там. Он не был таким агрессивным, как сейчас.
Почему народ позволил с собой всё это сделать? Агитация, пропаганда. Советская пропаганда, как и нынешняя, имела большое влияние на людей.
— В том, что Марина Цветаева вернулась из эмиграции в Россию, есть работа пропаганды? Или были у неё другие причины?
— Вы знаете, Набоков, например, он до конца жизни тосковал по России. А вы тоже будете знать через несколько лет, как вы будете тосковать по России. А я, прожив здесь 70 лет, и когда мне говорят мои ученики: «Галка, ты наша», — я им говорю: «Нет, я русская». Я русская, я помню тот упавший забор, который так, наверное, и лежит упавшим, когда я ездила к своей подруге. Но в то же время я вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю вот это маленькое озеро с берёзами, где я купалась в лесу. И этот лес, и это озеро — для меня самое прекрасное на свете. Сказать, что я люблю Россию, я не признаю современную Россию. И, как сказал во время революции наш поэт Бальмонт, он делал доклад: «Вот сейчас закрываются… Вот сейчас погибает трава. Вот сейчас ещё там что-то случается. Вот сейчас я Россию разлюбил». И в это время из зала: «Да, да, я тоже разлюбил Россию!» — сказал офицер, который потерял оба глаза на войне.
Я думаю, что для меня существуют Россия и режим. Потому что Россия всё-таки — это леса. Россия — это всё-таки реки. Поэтому, конечно, я не признаю, абсолютно не признаю этот режим, эти выступления по телевизору, которые я видела по русскому каналу. Конечно, нельзя поверить в то, что люди в это верят. Но они верят, потому что их убедили. А их убедили, потому что малая культура. И вот сейчас я жду, когда у нас возродится Россия. Я не дождусь.
Цветаева вернулась в Россию потому, что она не хотела, как она сказала Тесковой, оставлять в беде двух человек: свою дочку и мужа. Дочь вернулась в Россию. Мужа, который работал в тайных органах, отвезли в Россию, чтобы он не рассказал того, что рассказывать нельзя. И она знала, что остаться во Франции, где, вероятно, её никто бы не обидел, где бы она дальше писала стихи, она не может. Она должна вернуться в Россию, потому что, как она написала Анне Тесковой: «Я не привыкла оставлять людей одних в беде». Она понимала, что её ждёт. Она понимала, что их ждёт. Она понимала лучше всех из всей семьи.
Вернулся Мирский. Мирский вернулся в Россию из Англии, где он написал большой том истории русской литературы. Сватополк Мирский, вернувшись в Россию, сразу же попал в Сибирь. И в Сибири работал, работал, и вдруг ему стало плохо, и его положили на вторую полку, и он лежал и всю ночь своим соседям читал на память Пушкина, а к утру умер. Ему прицепили пальцы и бросили в яму. Конечно, Марина Цветаева об этом слышала. Конечно, кто-то об этом рассказывал. Но, как я уже вам сказала, когда была арестована Ариадна, её доставили, чтобы спасти её.
Я думаю, что Цветаева кончила жизнь самоубийством из-за того, что не могла уже видеть такую Россию. Я думаю, что она кончила жизнь самоубийством, потому что знала: если она умрёт, так, может быть, оставят в покое её сына.
Оккупация Чехии немцами была очень драматично воспринята Цветаевой. У неё есть строки: «Плач гнева и любви, Чехия в слезах, Испания в крови». Чем Чехия была для неё? На твой безумный мир ответ — один отказ, сказала она тогда, когда здесь начался фашизм, нацизм. Она не побоялась послать Анне Тесковой стихи к Чехии. В стихах к Чехии она писала: «Не умрёт народ, Бог его хранит, чистый, как хрусталь, твёрдый, как гранит».
Она услышала от своего мальчика: «Мама, посмотри в газетах, офицер вышел на дорогу, оставил в лесу своих солдат и стал стрелять в немцев». И она пишет:
Чешский лесок —
Самый лесной.
Год — девятьсот
Тридцать восьмой.
Пока пулями в немца хлещет
Целый лес ему рукоплещет!
Понесена
Добрая весть,
Что — спасена
Чешская честь!
Значит — страна
Так не сдана,
Значит — война
Всё же — была!»
Стихотворение называется «Один офицер». Это стихотворение было расписано по стенам Чехии, когда к нам пришли русские танки.
Когда пришли русские танки, я ходила от одного танка к другому и говорила: «Что вы делаете? Мы хотим строить социализм!» На стенах было: «Не умрёт народ, Бог его хранит».
События 1968 года, когда в Прагу вошли советские танки, как отразились на вас и чехов?
— В 1968 году, несмотря на то, что я была здесь, я была русская, со мной не разговаривали в магазине, меня не обслуживали, потому что к русским вообще изменилось отношение. И с тех пор, после того моего приема, о котором я вам рассказывала — ой, русская приехала, валенки, валенки, — в 1968 году и сейчас, и уже на десятилетия будет плохое отношение к русским. И то, что вы приходите в ресторан, и вам подают, и спрашивают, что вы хотите, и с вами хорошо разговаривают — это только за деньги.
Почему в Чехии диссидент Вацлав Гавел стал президентом, а в России своего Гавела не случилось?
— Культура. Не было человека культурного в России. Сахаров… Почему? Да. Не Сахаров. Гавел случился, а Сахаров в России не случился. Да. Почему? Потому что здесь никогда бы не обращались с народом так, как обращались в России. И, конечно, и Сахаров, наверное, в какой-то степени боялся. Я не знаю, вот этот страх, конечно, изуродовал наш народ.
Может, дело не в Сахарове, а в народе? Чехам был нужен Гавел, а в России был нужен первый секретарь Компартии, даже при окне возможностей?
— Это трудный вопрос. Я думаю, всё-таки, опять-таки, культура. Вы знаете, нам этот человек не нужен был. Человек, который всё-таки жил знанием какой-то истории, литературы, языков, определенные люди в России не нужны.
Какие строки Цветаевой сейчас вам отзываются сильнее всего?
— У меня в Москве — купола горят!
У меня в Москве — колокола звонят!
И гробницы в ряд у меня стоят, —
В них царицы спят, и цари.
И не знаешь ты, что зарёй в Кремле
Легче дышится — чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарёй в Кремле
Я молюсь тебе — до зари!
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой-Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.
Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю —
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари…
Но моя река — да с твоей рекой,
Но моя рука — да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря — зари.
Да, конечно, она вечна, это ясно. Вечна потому, что сказала о том, что у нас в душе болит такими словами, какими никто не сказал.
Вы верите, что Россия может измениться и встать на другой путь? Или в её случае история циклична?
— У меня много друзей в России. И все мои друзья всё-таки верят в лучшее будущее. Я уверена, что культура победит, что лучшие мысли людей будут жить и будут творить всё новое и новое. Поэтому я верю в то, что Путин будет просто… Никто о нём не вспомнит. И русский народ воскреснет.
